Thursday, June 26, 2014

1 А.С.Сутурин Дело краевого масштаба

А.СУТУРИН
ДЕЛО
КРАЕВОГО МАСШТАБА
О жертвах сталинского беззакония на Дальнем Востоке
Хабаровское книжное издательство
1991












ББК 63.3 С 89
Дорогой читатель, в Ваших руках книга, автор кото рой не дожил до счастливого момента выхода своей руко писи в свет. Это не первая книга Александра Степановича Сутурина, но особая...
Журналиста Сутурина всегда отличала, без преувеличения, громадная работоспособность. Ношу он взваливал на себя прямо-таки непомерную. Занимаясь обычными текущими делами газетчика, А. С. Сутурин творческую силу и энергию отдавал «своей» теме — раскрытию «белых пятен» в нашей истории. Работая в Комсомольске, он много писал о первостроителях города, участниках Великой Отечественной войны, Героях Советского Союза.
Как журналист он не мог пройти мимо такого малоизведанного архипелага, как ГУЛАГ, искренне полагая, что черные силы уже покинули нашу многострадальную землю. Но действительность оказалась сложнее и страшнее, чем он предполагал.
Многие люди разных организаций и ведомств помогали ему, другие явно и скрытно противодействовали. Получал он много писем от самих репрессированных, от их родственников из разных городов и сел страны. Были письма и телефонные звонки от тех, кто участвовал в репрессиях. Одни каялись, другие явно угрожали. Бравые служаки тоталитаризма жаждали расправы.
Но ни угрозы, ни шантаж не сломили увлеченного благородным делом журналиста. Работа эта была воистину тяжелая, и сердце Александра Степановича Сутурина не выдержало столь сильных перегрузок. Он умер, работая над корректурой своей книги, книги о жертвах и палачах дальневосточной окраины ГУЛАГа.
0503020900-29 t 91 L М160(03)-91
§Сутурин А. С, 1991
v-,wvw_____ К «лесов А. В. (оформление), 1991

От автора
Историки, публицисты, литераторы, просто мыслящие люди пытаются разрешить вопрос о том, как удалось Сталину ввергнуть страну в ужасающий воображение террор? Где истоки? Ищем их в конце двадцатых годов и очень робко пока заглядываем в годы революции и гражданской войны...
Историки должны знать, что когда в ЦК партии возникли мысли о сокращении в органах ЧК, то сразу же она «раскрывала» контрреволюционные заговоры. В короткие годы нэпа не успели или не смогли йвести деятельность карательных органов в законные рамки, и мы знаем теперь, что и «Шахтинское дело», и процессы «Промпартии», и другие были сфабрикованы тогда, когда власть Сталина не достигла еще той абсолютности, которую получила в дальнейшем. Над этим невольно приходится задумываться.
Из многочисленных документов, с которыми я ознакомился в процессе работы над этой книгой,— хотел или не хотел — возник неизбежно очень сложный и трудный вопрос: не превысила ли партия, защищаясь, «меру необходимой обороны». Не было ли ее бедой то, что она, находясь долгие годы в подполье, вне закона, испытавшая царские тюрьмы, каторги, сочла возможным посчитать завоеванную в революции власть как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими правилами не стесненную? И пренебрегла опасностью того, что этим вступает в непримиримое противоречие с провозглашенными ею самой демократическими идеалами революции, что этим может извратить сами эти идеалы...
Можно ли было в короткий период нэпа восстановить в народе понятие самоценности человеческой жизни и вообще — даже самую элементарную нравственность? И разве случайно, что расстрелы 1930-го, 1934-го, а потом — 1937—1938 годов не привели народ в смятение или не вызвали хотя бы внутренний протест и явное неприятие? Страх, конечно, появился, особенно в среде интеллигенции, но вот чтобы посчитали это чем-то неестественным, пре
3

вышающим меру допустимого, не укладывающимся в голове, этого не было. Раньше не задумывался, почему же так, сейчас понимаю — просто не отвыкли еще от крови... Страшное время, разломное время.
Сталин весь народ сделал соучастником своих преступлений. Если не подпишешь коллективного письма, призывающего к расправе над другими, то кто ты сам? Не враг ли? И подписывали...
Разобраться во всем этом должны историки. Но я глубоко убежден, что есть вещи, которые не могут быть оправданы никогда, ни при каких обстоятельствах, какими бы причинами они ни вызывались. Таким роковым и трагическим шагом было, по мнению историков, принятие в 1918 году решения о введении «красного террора».
Думается мне, что, если бы у большевиков к моменту взятия ими власти была четкая, продуманная и взвешенная экономическая программа, картина развития последующих событий могла стать совершенно иной.
Наша историческая наука трезво, непредвзято, объективно разберется в том времени, не боясь того, что может выясниться: партия, да и сам В. И. Ленин, возможно, не всегда оказывались абсолютно правы. Что ж, революцию делали живые люди, а не святые, и путь, который они прокладывали, был неизведан. К тому же они были людьлги своего времени, которое выработало в них определенные качества, необходимые для борьбы с самодержавием. Здесь и максимализм, и нетерпимость, и некоторый догматизм, и жестокость, и фанатизм... Мы не имеем права судить их с высоты своего времени, это было бы безнравственно, но нам насущно необходимо разобраться в тех, на мой взгляд, неизбежных и порой трагических ошибках, не допустить которые было, вероятно, просто невозможно, учитывая неимоверную сложность обстановки и саму внутреннюю сущность большевистской партии. Я повторяю: трагических, потому что огромны оказались людские потери... А несоизмеримость потерь с достигнутым ужасающа!
Поэтому и неутолима боль в сердце каждого, кто неравнодушен к судьбе Отечества. Поэтому не должны мы — все — оставить усилий в утверждении самоценности каждой человеческой жизни. Ради этого написана моя книга. Нет резона подробно раскрывать ее содержание. Важно подчеркнуть, что в основе всех очерков — подлинные документы: архивные судебно-следственные дела, справки пресс-службы управления Комитета государственной безопасности СССР по Хабаровскому краю, материалы партийного и государственного архивов. Автор искренне благодарен за большую помощь работникам краевой прокуратуры и краевого суда, комиссии краевого комитета КПСС по реабилитации щертв необос-
4

нованных репрессий в 30—50-е годы, членам правления Хабаровского общества «Мемориал». Своими соавторами я считаю земляков, прошедших лагеря Колымы, Норильска, Амурлага, Карлага, детей, внуков и родных репрессированных. Письма, взволнованные рассказы от них идут автору со всех концов страны. Многие специально приезжают в город, чтобы поделиться самым сокровенным, документами, фотографиями, изливают неутихающую боль о попранном детстве и покалеченной жизни. Земляки нередко просят помочь в розыске бесследно исчезнувших родных, благодарят за правду, сказанную о годах правления «вождя народов» и его кровавых опричников.
Рассказывая о необоснованных жертвах тоталитаризма, автор, естественно, не мог умолчать о доносчиках, палачах, *всех ретивых исполнителях преступных указаний «кремлевского сидельца».
Боль и заботы безвинно пострадавших стали моими собственными. Каждая строка этой необычной книги пропущена через сердце. Не скрою: не везде я встречал понимание своей работы, нередко слышал оскорбления и угрозы. Но ничто меня не смогло остановить и не остановит до тех пор, пока не будет сказана полная правда о всех беззвинно убиенных земляках.
Масштабы жесточайшей и опустошительной войны Сталина против собственного народа огромны. Книга не претендует на полноту раскрытия кровавой драмы в одном из регионов страны: спецархивы еще надежно хранят многие тайны. Сбор документов и свидетельств продолжается. Автор уверен в том, что в ближайшие годы жертвы величайшего произвола двадцатого столетия в нашем крае будут названы поименно.

Необъявленная война Сталина против собственного народа началась осенью 1929 года, когда раскулачивание крестьян приняло широкие масштабы после постановления ЦК ВКП(б) от 30 января «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». В нем, в частности, устанавливались контрольные цифры по раскулачиванию 3—5* процентов, что в полтора-два раза превышало наличие кулацких хозяйств Оаже по официальным данным (2,3 процента). Это означало, что под раскулачивание попадали не только кулаки, но и часть середняков. Все раскулачиваемые подразделялись на три категории, первая из которых подвергалась аресту, заключению в концлагерь и даже расстрелу; вторая — выселению в северные и необжитые районы страны; третья — в специальные поселки за пределы своих населенных пунктов. Все предусматривалось: арест 77 тысяч человек, административное выселение 245 тысяч семей. (более 1,2 миллиона человек) и расселение не менее 600 тысяч семей (3,5 миллиона человек). Миллионы людей подверглись репрессиям без суда и следствия не за конкретные преступления, а за принадлежность к определенному социальному слою.
После убийства 1 декабря 1934 года С. Кирова война против собственного народа набрала новые, еще более страшные обороты. Сталин инсценировал убийство Кирова зиновь-евцами и затем использовал им же инспирированное злодеяние как предлог для массовых арестов. Гнев и возмущение масс, ошеломлен

ных преступлением, Сталин очень хитро и коварно направил на «врагов народам, которых для «удобства» в дальнейшем объединили общей вывеской — «правотроцкистские заговорщики».
Тюрьмы в стране были переполнены. Начались расстрелы... Не отдельными партиями, а целыми эшелонами отправлялись невинные жертвы в наспех создаваемые лагеря и на поселение в отдаленные районы страны.
Как и кто определял эти контингенты гонимых несчастных, зачисляя их без всяких оснований в разряд «врагов народа»? Только, и монопольно,— аппарат НКВД, поставленный Сталиным над партией и народом и превращенный в гонителя и палача народов.
Масштабы репрессий становились огромными и повсеместны-мы, работники НКВД, поощряемые Ежовым, а за ним — Берия, «соревновались», кто больше посадит в тюрьмы и лагеря. Наконец аресты приняли такие размеры, что и сейчас недостает решимости назвать вслух астрономические цифры репрессированных...

НЕОБЪЯВЛЕННАЯ ВОЙНА
О репрессиях 30-х годов опубликовано немало страшных фактов. Но мне все еще приходится слышать: «На Дальнем Востоке ничего этого не было: ни массовых репрессий, ни тысяч расстрелянных». Глубочайшее заблуждение. Все репрессивные акты, предпринимаемые Сталиным, затронули и Дальний Восток. Погибших в трагические тридцатые, сороковые, пятидесятые годы в нашем крае не меньше, чем павших земляков на полях Великой Отечественной войны.
Все началось с внутрипартийной борьбы, борьбы с оппозициями, в частности, с дела так называемой «Промпартии». Аресты коснулись специалистов старой школы — инженеров, агрономов, экономистов: квалифицированные специалисты, знатоки рыночной конъюнктуры первыми поняли опасность рождения командной экономики, поворот к которой четко обозначился в 1929 году. Многие из них были объявлены шпионами, диверсантами и осуждены, многие погибли. В том числе Евгений Федорович Масленников, участвовавший в восстановлении Николаевского морского порта, выпускник Московского коммерческого училища, владевший несколькими иностранными языками. (Сын его Аноэль Евгеньевич и поныне живет в Николаевске-на-Амуре.)
Во многих областях Дальнего Востока в 1933 году были вскрыты филиалы мифической «Трудовой крестьянской партии». К примеру, на территории Биробиджанского района и Хабаровска была «обезврежена» контрреволюционная вредительско-повстанческая организация, якобы активно действовавшая на протяжении ряда лет. По делу было привлечено 248 человек. Обвинительное заключение 28 октября 1933 года подписал полномочный представитель ОГПУ ДВК Т. Д. Дерибас. До момента вынесения приговора 13 человек скончались в тюрьме, 84 крестьянина по постановлению «тройки» были расстреляны. Многие были казнены, так и не признавшись в сфабрикованных против них преступлениях, 151 че
8

ловека приговорили к высшим срокам, ИТЛ и лишь немногих — к высылке.
По существу, карательной акцией стала сплошная коллективизация сельского хозяйства. Около пяти тысяч семей крестьян Дальнего Востока, или около тридцати тысяч человек, были признаны кулаками, насильственно отправлены в Казахстан, Иркутскую область и Красноярский край, на Север. Дома и имущество их передавались наспех создаваемым колхозам. Известны случаи массовых расстрелов крестьян. Так, 28 июня 1931 года по решению «тройки» при полномочном представительстве ОГПУ ДВК были расстреляны 75 человек, а 46 — приговорены к различным срокам лагерей.
А в 1932 году на крестьян снова обрушились массовые арес-
9

ты. после принятия закона об охране социалистической собственности, который вводил в «качестве меры судебной репрессии за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества». Амнистия по делам такого рода была запрещена. «Закон о пяти колосках» — так называли его в народе. Многие семьи наших земляков он оставил без кормильцев.
10

А в i937 году началось безжалостное, не знающее аналогов наступление на цвет нации во всех регионах страны, в том числе и на Дальнем Востоке. Причем наибольший удар — это признают сегодня историки — был нанесен по партии: тысячи верных ленинцев были вырублены из ее рядов.
«Выездная сессия Военной коллегии Верховного суда Союза ССР в городе Хабаровске рассмотрела дело об участниках антисоветской шпионско-диверсионной организации троцкистов и правых. За вредительство и шпионаж участники этой организации Крутое Г. М., Верный В. А., Западный С. И., Лебедев Е. В., Райхман Э. Г., Вольский М. П., Слинкин И. В., Каплан Е. Б., Виноградов Г. С, Швер А. В., Федин П. Т., Шостак И. В., Введенский В. Я., Лямин Л. И., Чернин М. Я., Шрайбер М. Д. и Новлянский М. М. приговорены к высшей мере уголовного наказания — расстрелу.
Приговор приведен в исполнение».
(«Тихоокеанская звезда» за 4 июня 1938 года.)
Когда газета поступила к читателям, наших земляков уже не было в живых. Их расстреляли в подвале «дома смерти» — так называли тюрьму на улице Волочаевской (ныне Краевое управление ВД и Отдел внутренних дел Центрального райисполкома).
Из перечисленных в хронике мне были известны две фамилии. С помощью работников архива краевого комитета партии и государственного архива представляю земляков читателям. Вот они, лишь немногие жертвы дела краевого масштаба.
Григорий Максимович Крутое — председатель Дальневосточного крайисполкома.
Владимир Александрович Верный — второй секретарь Ростовского обкома ВКП(б), бывший третий секретарь Дальневосточного' крайкома ВКП(б).
Семен Израилевич Западный — заместитель начальника управления НКВД по Дальневосточному краю, комиссар безопасности третьего ранга.
Евгений Владимирович Лебедев — заместитель председателя Дальневосточного крайисполкома.
Элизар Григорьевич Райхман — заместитель председателя Дальневосточного крайисполкома и председатель Хабаровского горисполкома.
Михаил Петрович Вольский — исполняющий обязанности председателя Дальневосточного крайисполкома.
Илья Васильевич Слинкин — первый секретарь Хабаровского обкома и горкома ВКП(б), делегат XVII съезда ВКП(б).
Ефим Борисович Каплан — бывший первый секретарь Хабаровского горкома ВКП(б).
И

Григорий Самсонович Виноградов — второй секретарь Хабаровского горкома ВКП(б).
Павел Григорьевич Федин — первый секретарь Уссурийского обкома ВКП(б).
Иван Васильевич Шостак — уполномоченный Наркомвнуторга, бывший нарком снабжения Узбекистана.
Василий Яковлевич Введенский — заместитель заведующего плановым отделом Дальневосточного крайисполкома.
Александр Владимирович Швер — редактор газеты «Тихоокеанская звезда».
Леонид Иванович Лямин — председатель Хабаровского облисполкома.
Михаил Яковлевич Чернин — прокурор Дальневосточного края.
Морис Давидович Шрайбер — заведующий отделом здравоохранения Дальневосточного крайисполкома, бывший заместитель наркома здравоохранения Украины.
Михаил Михайлович Новлянский — уполномоченный Нарком-пищепрома.
Через два дня, в ночь на шестое июня, были приведены в исполнение приговоры во всех областных центрах Дальневосточного края. Сообщения о состоявшихся заседаниях военных коллегий Верховного суда Союза ССР были опубликованы в газетах «Камчатская правда», «Советский Сахалин», «Красное Знамя», «Коммунар», «Красный маяк», «Амурская правда», «Зейская звезда». «Биробиджанская звезда» сообщила о расстреле первого секретаря обкома ВКП(б) Я. А. Левина 8 июня.
Чьими же руками раскручивалось кровавое колесо, изобретенное «вождем народов»? Вот как это происходило у нас в крае.
15 января 1937 года состоялся VII пленум крайкома ВКП(б). Он освободил от обязанностей первого секретаря Л. И. Лаврентьева (он вскоре будет расстрелян), а первым секретарем Дальневосточного крайкома партии избрал И. М. Варейкиса. Пленум проходил под знаком критики крупных недостатков в работе бывшего секретаря крайкома ВКП(б), в том числе в борьбе с «врагами народа». В приветствии пленума Сталину говорилось: «Пользуясь ослаблением революционной большевистской бдительности, в отдельных звеньях краевой партийной организации замаскировавшиеся заклятые враги партии и советского народа кое-где сумели получить партийные билеты».
Свою программу действий краевого комитета ВКП(б)* И. Ва
* Далькрайкому ВКП(б) в то время подчинялись обкомы: Зейский, Амурский, Камчатский, Сахалинский, Приморский, Уссурийский, Хабаровский, Нижне-Амурский и обком ВКП(б) Еврейской автономной области.
12

рейкис изложил на собрании актива Владивостокской городской партийной организации. Не обошлось без критической оценки действий прежнего секретаря крайкома партии: «Крайком (подразумевается Л. Ц. Лаврентьев.—.4. С.) не выполнил полностью всех предупреждений и указаний ЦК и товарища Сталина об опасности забвения, ослабления большевистской бдительности. Не случайно в Дальневосточной парторганизации во время обмена документов было разоблачено только 30 злейших врагов партии и народа, реставраторов капитализма — троцкистов, зиновьевцев, правых, а после обмена их разоблачено и исключено 87, и всем им во время обмена были выданы новые партийные документы.
Спрашивается: разве достаточно здесь было обеспечено партийное руководство крайкома, разве бдительность была на высоте, разве правильно поступил предыдущий ноябрьский пленум крайкома, когда обошел эти факты молчанием? Конечно, нет».
Конец января, февраль, март прошли в крае относительно спокойно. На районных, городских и областных конференциях дружно клеймили правых и троцкистов. (Многие из них тогда бесследно исчезли. Так, к примеру, в январе арестовали председателя Приморского облплана В. Шмидта, чуть позже — уполномоченного Нарком леса по Дальневосточному краю Г. Г. Гербека.)
Сигналом для разгрома хозяйственных, партийных, советских кадров в крае послужил февральско-мартовский Пленум ЦК ВКП (б), а точнее доклад на нем Сталина: «О недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников», где он в развернутом виде сформулировал свой людоедский вывод о постоянном обострении классовой борьбы по мере успехов социализма, настойчиво выдвигавшийся еще в 1928 году (но тогда против него выступал Бухарин, а теперь самого Бухарина объявляют классовым врагом). Сталин подчеркивал, что нынешних вредителей и диверсантов надо искать по преимуществу среди людей партийных, с партийным билетом в кармане, «стало быть, формально не чужих». «Их сила,—утверждал генсек,—состоит в том, что партийный билет дает им политическое доверие и открывает им доступ во все наши учреждения и организации».
— Становилось обидно и больно,— вспоминает член партии с 1916 года Моисей Григорьевич Штейн. — Получалось так, что на двадцатом году существования Советской власти все наши организации и учреждения кишат предателями, продавшимися иностранным разведкам. Когда же речь заходила об арестах людей, которых мы прекрасно знали и которых никак не могли представить в роли шпионов или диверсантов, мы говорили себе: это, наверное, ошибка, там разберутся и справедливость будет восстановлена.
13

В номере за 30 марта 1937 года газета «Тихоокеанская звезда» начала публиковать отчет с собрания Хабаровской городской партийной организации, посвященного обсуждению материалов пленума. На нем присутствовало 1000 человек, в прениях выступили 40 коммунистов из 99 записавшихся. Знакомился с выступлениями и приходил в ужас: люди словно соревновались между собой в разоблачении товарищей по партии. Вот только два фрагмента:
Егоров, секретарь Сталинского райкома ВКП(б): «О политической близорукости Каплана говорит такой факт. Я проверил документы Коробкина. Установил, что он заслуживает исключения из партии, составил об этом акт. На трех заседаниях бюро обсуждался этот вопрос и не был утвержден, потому что Шмидт и тов. Каплан были против исключения Коробкина. То же было с Афанасьевым, которого не исключили из партии, а ограничились лишь объявлением ему выговора».
Старостин, парторг первого цеха завода имени Кагановича: «Я слушал, как выступали здесь руководящие ответственные работники. И вот мне кажется, что они не говорят о главном. Они не говорят о том, как вышло, что все они — Крутое, Вольский, Каплан, Райхман, Соколов, Егоров и другие — долго нянчились с вредителями, гнусными реставраторами капитализма — Гербеком, Шмидтом и другими, не прислушивались к многочисленным сигналам снизу».
Все названные лица были арестованы на другой или третий день, а потом расстреляны или забиты в тюремных застенках. Отдавали ли выступавшие себе в этом отчет? И если да, то что же ими двигало?
Апрель стал началом массовых арестов в крае. Тюрьмы были переполнены. Еще больше людей каждую ночь ждали ареста. Нервы многих, даже закаленных людей не выдерживали, и они кончали жизнь самоубийством.
Первого апреля в рабочем кабинете застрелился член бюро Далькрайкома ВКП(б), начальник Дальневосточной железной дороги Лев Владимирович Лемберг. Второго апреля бюро крайкома ВКП(б) обсудило вопрос: «О самоубийстве Лемберга». На заседании присутствовали Варейкис, Дерибас, Бирюков, Захаров. В принятом постановлении говорилось:
«1. Поручить т. Дерибасу (НКВД) опечатать немедленно личный и домашний архив Лемберга и разобрать его. 2. Расследовать все обстоятельства и причины самоубийства и доложить бюро крайкома ВКП(б). 3. Впредь до особых указаний воздержаться от каких бы то ни было сообщений о самоубийстве в газетах. 4. Похороны Лемберга провести семье. 5. Разре-14

I шить Бирюкову оказать материальную помощь семье на похоро-
ны Лемберга. И. Варейкис».
В ночь с 12 на 13 апреля выстрелил в себя член Приморского обкома ВКП(б), управляющий трестом «Дальтрансуголь» Иван Никифорович Котин. Он скончался в больнице от раны. Дочь Маргарита, студентка университета, позже вспоминала: «Отец
\ часто говорил матери и нам: не считайте меня, пожалуйста, вре-
дителем, я не враг народа. Был внимателен ко всем... В письмах, адресованных обкому и родным, отец писал, что виновным себя перед партией не считает и врагом народа никогда не был. В письме семье наказ — жить дружно, продолжать общее дело в том духе, в котором он нас воспитывал».
22 апреля бюро крайкома ВКП(б) установило, что на Круто-горовском рыбном комбинате долгое время орудовала шайка троц-
I кистов, контрреволюционных элементов, обвинило начальника Ак-
ционерного Камчатского Общества И. А. Адамовича в попустительстве й притуплении бдительности. Не выдержав массированной травли, Иосиф Александрович Адамович, заслуженный и уважаемый человек в стране, застрелился. А 23 апреля бюро крайкома ВКП(б) приняло вот это постановление: «1. Крайком ВКП(б) расценивает самоубийство Адамовича, как акт троцкистско-вредитель-ский, направленный против партии и Советской власти. 2. Поручить НКВД (Дерибасу) расследовать самоубийство Адамовича и доложить. 3. Командировать на Камчатку Вольского (зам. председателя крайисполкома)».
24 апреля бюро Камчатского обкома ВКП(б), продублировав постановление бюро крайкома партии, приняло вот эти пункты:
1 «...Считать ошибочным помещение в «Камчатской правде» сооб-
щения о смерти Адамовича. Поручить т. Мельникову, исходя из этого, дать указание о похоронах Адамовича. Тов. Орлинскому провести митинг в АКО, объяснив самоубийство, исходя из данного решения».
Чуть позже добровольно ушел из жизни заведующий, отделом Хабаровского обкома ВКП(б) В. Н. Пригарин. В предсмертном письме он написал: «Клянусь своей кровью, что я не враг, не троцкист, не предатель...» В записке жене несколько слов: «Тася, милая. Я знаю, тебе будет трудно. Прости меня, дорогая. Я больше мучиться не могу. Люби сына. Прощай, Тасенька! Прощай, сынок!»
Трагично складывались судьбы самих чекистов. Помощник начальника управления Дальлага НКВД Анатолий Ефремович Сорокин, член партии с 1919 года, 15 сентября 1937 года был исключен из партии «за утерю революционной бдительности, связь с врагами народа и их защиту». 14 октября его освободили от ра
15

боты. Не выдержав ложных обвинений, 17 октября 1937 года он покончил жизнь самоубийством. В партии А. Е. Сорокина восстановили 18 июля 1989 года (посмертно).
Картина кануна XII краевой партийной конференции будет неполной, если не сказать о том, что в крае полным ходом шли заседания сессий Военной коллегии Верховного суда СССР, спе-. циальной коллегии Дальневосточного краевого суда и военных трибуналов на Дальневосточной и Амурской железных дорогах и в подразделениях ОКДВА и КАФ.
Так, по приговору спецколлегии Дальневосточного краевого суда были приговорены к расстрелу в городе Рухлове председатель облпромсоюза С. В. Звонов, заместитель председателя А. М. Розовский, заместитель заведующего плановым отделом К. М. Кулиш, главный бухгалтер П. М. Тюриков, в Кировском районе ВКП(б) В. И. Шерстнев и председатель райисполкома И. И. Корякин. Спёцколлегия краевого суда в селе Ерковцы приговорила к расстрелу директора Ерковской МТС А. С. Грейца, а заведующего райзо Ивановского райисполкома С. М. Ступникова и председателя колхоза «Красный партизан» И. А. Григорьева — к 15 годам лишения свободы.
8 мая 1937 года «Тихоокеанская звезда» напечатала статью уполномоченного УПК по ДВК П. Москатова. Он взахлеб писал о расцвете сталинской демократии в обществе победившего социализма. А в следующем номере газеты появилось сообщение о расстреле в городе Свободном 44 «врагов народа» — коммунистов и беспартийных.
В ночь на 15 мая выстрелы прогремели и в краевом центре. В расцвете сил были лишены жизни 11 хабаровских железнодорожников: Н. И. Братченко, М. Ф. Бакалов, Г. А. Цыганков, А. Г. Евдокимов, Е. С. Караулов, И. И. Громов, В. М. Лучин, А. П. Старостин, А. И. Зимин, Г. Л. Тихвинский и Б. Н. Бутынский. Ровно через неделю, 22 мая, снова казнь 11 железнодорожников. Менее чем за месяц в Хабаровске были расстреляны 37 работников Дальневосточной магистрали.
По хроникам тех времен мы знаем, что советские люди вроде бы единодушно одобряли расправу Сталина над врагами Советской власти. Но были люди, и коммунисты, и беспартийные, которые понимали: что-то неладное в стране творится, своими сомнениями делились с товарищами. В одной пространной информации, поступившей в середине мая 1937 года в краевой комитет ВКП(б), содержались не только положительные отклики на проходившие массовые расстрелы работников железных дорог Дальнего Востока, сообщения о которых печатала «Тихоокеанская звезда». Были отзывы и иного содержания.
16

Бухгалтер отдела школ ДВЖД Войнаховский: «На Амурской расстреляли 44 человека, а у нас будет гораздо больше. Трупов будет много, жуткое дело...»
Работник паровозной службы Булат: «Пока на нашей дороге расстреляли 11 человек. Но это только цветочки, ягодки будут впереди. Заглядывать в хронику придется чаще...»
Кондуктор хабаровского резерва Трошин: «Расстрелян Авербах, мой хороший друг, а я бы согласился с ним вместе сидеть...»
2 Дело краевого масштаба 17

Секретарь юридической группы Николаев: «Да, много расстреляно, 44 человека. А теперь нужно ждать, что расстреляют и остальных. Не могу понять, что только делается...»
Машинист депо «Куйбышев» Воронин: «Ни за что расстреляли Кравченко, Мелешкина и Сафронова. Они не виноваты. Тех, кого арестовывают, позже тоже расстреляют. Здесь, по-моему, большой перегиб. Очень жаль мне задушевного друга Остинга...»
Жена командира 6-й эксплуатационной бригады Добролюбова: «Ни за что расстреляли лучших людей: Горчицу, У бей-Волка и других. Убили бы только одного Кагановича, и тогда было бы все в порядке...»
Экономист Петраков: «Всех расстрелянных я хорошо знал, так как работал в Свободном и в управлении дороги. Жаль людей, но, очевидно, кому-то они мешали и кому-то крови нужно...»
У меня не было возможности проследить судьбы этих здравомыслящих и смелых людей, но что-то слабо верится, что были они благополучными...
В обстановке всеобщего страха и неуверенности 30 мая открылась XII Дальневосточная краевая партийная конференция. Позволю себе сказать, что подобной конференции в истории партийных организаций Дальнего Востока не было ни до нее, ни после. Основная тема доклада и выступлений — как лучше выполнить мудрые указания любимого вождя в борьбе с врагами народа. Видимо, сказалось присутствие верного подручного Сталина, палача М. Шкирятова, который фиксировал, кто лучше и сильнее выразит преданность Сталину.
Первый секретарь крайкома И. Варейкис борьбе с врагами народа посвятил целый раздел. Вот лишь некоторые абзацы из него. «Можно ли признать удовлетворительным руководство Дальневосточной железной дорогой, если начальником дороги был японо-троцкистский агент Лемберг?
Как лесная промышленность могла работать лучше, тем более выполнять планы лесозаготовок, если во главе лесной промышленности ДВК на протяжении ряда лет стоял некий Гербек, троцкистский и германский шпион, сознавшийся в этом.
...Из решения крайкома о Камчатке известно, что вскрыто вредительство в аппарате АКО. Этого, разумеется, не было бы, если бы крайком партии лучше руководил Камчаткой, проявлял больше бдительности и контроля, если бы во главе АКО стоял большевик, а не враг партии и Советской власти, каким оказался Адамович...»
Об утрате элементарной человечности и о сверхреволюционной бдительности говорит выступление секретаря парткома Амурской железной дороги С. А. Рыжова. «У нас слабо борются с вра-
18

гами народа,—утверждал этот человек.—Все ли расстреляны враги? Вот по Свободному спустя двадцать дней семьи расстрелянных ходят по городу и терроризируют отдельные семьи. Они до сих пор не убраны. Кто мешает их убрать? Крайком знает об этом деле. Знают обком и местная парторганизация, но они до сих пор молчат, а семьи репрессированных ходят и в целом ряде случаев встречают к себе сочувствие.
...Вот сейчас возьмемся за людей. За машины людей стреляем. За то, что неправильно пути делают — тоже людей стреляем».
От такого откровенного человеконенавистнического призыва даже члены президиума, чувствуется, испытали неловкость. В. Пту-ха, второй секретарь крайкома (кстати, вскоре будет арестован и казнен), бросил реплику: «Врагов стреляем». А И. Варейкис даже попытался сгладить впечатление от речи Рыжова и сказал: «Мы стреляем только шпионов, диверсантов, связанных с японскими контрразведывательными органами. Таких на вашей дороге мы расстреляли 97 человек в течение этого месяца. Других не стреляем, а судим, нельзя так говорить...»
Погромная, разнузданная, оскорбительная для старых коммунистов речь личного посланника Сталина М. Шкирятова сделала незаметными эти реплики. «Нам нужно,—приказывал он,—по-настоящему бороться с врагами народа. Нужно искоренять японо-германских троцкистов, вредителей и шпионов. Смерть изменникам Родины! Так должно быть. Мы с вами будем по-большевистски бороться до конца, а тем, кто изменяет Родине,—смерть!» Этот зловещий призыв фактически обеспечивал партийные органы и средства массовой информации правом на расправу: теперь критика на собрании, и в печати могла стать поводом для ареста, а затем и гибели человека.
Массовые аресты начались в последний день работы конференции. В июле—августе в камерах тюрем на Волочаевской и Знаменщикова уже находились сотни арестованных наших земляков: партработники, военные, специалисты всех отраслей, рядовые граждане. Были переполнены тюрьмы всех областных центров края.
В документах, отправляемых в Москву, сообщалось: в Хабаровске раскрыта дальневосточная правотроцкистская шпионско-вредительская организация... Вот-вот настанет черед и Варейкиса.
Я хочу рассказать подробнее о судьбах нескольких старых большевиков, в том числе тех, кто нашел в себе мужество не даться в руки палачей, сведя счеты с жизнью, и о тех, кто решился на сопротивление.
2*
19

ТЕЛЕГРАММА СТАЛИНУ
Григория Максимовича Крутова, председателя Дальневосточного крайисполкома, арестовали четвертого июня 1937 года во второй половине дня. Одни говорят, что взяли его в машине. Другие утверждают, что это случилось в поликлинике и что арестом руководил давний его знакомый, заместитель начальника Управления государственной безопасности НКВД по Дальневосточному краю С. И. Западный, не ведавший, что и он уже зачислен в соучастники Крутова и будет арестован в августе. Расстреляют их в один день.
Накануне ареста, не пройдя в списки для тайного голосования по выборам крайкома партии и поняв, что это сегодня равносильно приговору, Григорий Максимович отправил телеграмму Сталину с мольбой защитить его. Время летело, а ответа из Москвы все не было.
Убедившись, что Сталин не внял его просьбе, Крутов дозвонился в резиденцию его особоуполномоченного в Хабаровске М. Шкирятова. Тот сонным голосом буркнул: «А, это ты, Гришка, тебя еще не спеленали?» Все надежды на спасение рухнули. Оставалось только ждать. Взять в руки пистолет, как делали это многие, он не решился.
Сталин Крутова знал, не раз встречался с ним и слышал его толковые выступления. Это было, к примеру, в дни предварительного обсуждения проекта Конституции СССР. И во время VIII Чрезвычайного съезда Советов, принявшего ее. Здесь председатель Дальневосточного крайисполкома держал большую речь. Естественно, не обошлось и без восхваления «великого сталинского закона» и его «творца». А на всероссийском съезде именно он, Г. М. Крутов, предлагал президиум съезда и сам сидел в нем по соседству с вождем. Да и подписи Сталина и Крутова под принятой тогда Конституцией РСФСР стояли рядом.
Так что Крутов Сталину был лично известен.
20

Неизвестно было Крутову только одно, что Сталин, этот непревзойденный мастер интриг и провокаций XX века, уже добрался мыслью до Дальнего Востока и намерен руками центрального аппарата НКВД и Управления госбезопасности НКВД по ДВК уничтожить, упрятать, сослать в Тьмуторокань участников так называемой правотроцкистской шпионско-вредительской организации.
Во главе Дальневосточного параллельного правотроцкистского центра (по судебным документам) якобы стояли Я. Б. Гамарник, Т. Д. Дерибас, Л. И. Лаврентьев, И. М. Варейкис, Г. М. Крутое, В. В. Птуха, С. И. Западный, Л. Н. Аронштам, Л. В. Лемберг, Г. Г. Гербек и другие. Такие, например, как немец В. В. Шмидт, работавший еще при Ленине наркомом труда и бывший заместителем Председателя Совнаркома СССР. Все они, конечно, «состояли» в тесных связях с М. Тухачевским, Н. Бухариным, Ю. Пятаковым, Г. Ягодой... А одного из «руководителей» Благовещенского филиала Дальневосточного «центра» И. С. Рыбаченко очень ценит и уважает А. П. Серебровский. Тоже пора укоротить ему руки...
(Имя Александра Павловича Серебровского, немало сделавшего для развития экономики Дальнего Востока, многие годы было незаслуженно забыто. А. П. Серебровский в революционном движении начал участвовать в 1899 году, шесть раз арестовывался царским правительством и один — Временным. В 1905—1906 го-
21

дах — член исполкома Петербургского Совета (фракция большевиков от Путиловского завода). Находясь в эмиграции, окончил Брюссельское Высшее техническое училище. После Октября Серебров-ский возглавлял важнейшие участки народного хозяйства, избирался кандидатом в члены ЦК ВКП(б) с XIV по XVII съезд партии. Он был членом ЦИК СССР всех созывов.
В 1927 году был назначен председателем «Союззолота». А 26 сентября 1937 года, через четыре дня после назначения наркомом, прямо из больницы на носилках Александра Павловича унесли в тюрьму и вскоре расстреляли.)
Для создания на Дальнем Востоке громких политических процессов была подобрана специальная группа работников центрального аппарата НКВД. Вот что об этом рассказывал в документальном очерке «Цена истины», опубликованном в «Тихоокеанской звезде», работник Управления КГБ СССР по Хабаровскому краю С. Николаев: «23 апреля из Москвы в Хабаровск прибыла группа сотрудников центрального аппарата НКВД во главе с Мироновым. Бе задачей было разобраться с обстановкой в крае, оказать практически помощь дальневосточным чекистам в разворачивании борьбы с троцкизмом. Однако вскоре член этой бригады А. А. Арнольдов объяснил своему брату истинную задачу: «В Москве имеются сведения, что Дерибас и ты не верите в дела (по организованному троцкизму.— С. Я.), поэтому бригада послана, чтобы показать, что у вас делается в крае и как свободно орудуют троцкисты...» На встречах с оперработниками краевого аппарата Арнольдов высокомерно назвал их «таежниками», не умеющими работать «новыми» методами. Суть их сводилась к запугиванию арестованных, фальсификации протоколов, конвейерным допросам и т. д.
Дерибас критически отнесся к приезду бригады, хотя понимал, что растущий в стране накал борьбы с разноликими «врагами народа» не останется без последствий и здесь. Но в июне 1937 года Дерибаса вызвали в Москву за новым назначением. Вместо него в Хабаровск прибыл В. А. Балйцкий, комиссар 1 ранга, бывший нарком внутренних дел Украины. А несколько раньше в Москву был отозван Миронов. Принявший руководство бригадой Арнольдов перешел в подчинение Балицкого. Оставшись без сдерживающей силы, которую в определенной мере представлял Дерибас, бригада приступила к делу.
Из Москвы пришли материалы, «уличавшие» председателя крайисполкома в троцкистской деятельности, с санкцией на его арест. Грозовые тучи стали собираться и над головами чекистов-дальневосточников. 3 июня 1937 года по приказу НКВД СССР был арестован и этапирован в Москву начальник транспортного отдела 22

УНКВД М. Д. Витковский. За ним последовал ведущий сотрудник контрразведывательного отдела Д. Ф. Шилов, а десять дней спустя за решеткой оказался А. К. Михеев — работник кадрового аппарата УНКВД.
Неожиданно в первых числах июня Балицкий был отозван в Москву, а Дерибас вновь вернулся в Хабаровск. В первые же дни он убедился, что в управлении машина беззакония набрала такие обороты, что ее едва ли возможно остановить...
Вскоре Арнольдов добился от Дерибаса передачи ему следственного дела на Крутова. К Крутову он решил применить отработанный метод допроса: выдавая себя за представителя ЦК партии, Арнольдов уговаривал арестованных, чтобы они «в интересах партии, Советской власти» сознались в преступлениях, в которых их обвиняют. Если они будут упорствовать, их могут обвинить в шпионаже, он уверял при этом арестованных, что такие показания на них уже есть. Такие провокации Арнольдову нередко удавались.
Неизвестны детали первого разговора Арнольдова с Крутовым. Но после него арестованный «заговорил».
На основании показаний Крутова и Гербека Арнольдов добивался от Дерибаса ареста еще более тридцати человек, в основном руководителей краевых советских, партийных и хозяйственных органов. Среди них было несколько руководящих работников краевого аппарата НКВД. Дерибас еще пытался вмешаться в процесс начавшейся кампании репрессий. Ознакомившись с протоколом допросов Крутова, он возразил Арнольдову: «...Вы хотите разгромить всю парторганизацию и оставить ДВК без работников... Это не Крутов дает показания. Это показания Арнольдова». И добавил: до тех пор, пока показания Крутова не будут подтверждены другими лицами, протоколы его допросов в Москву он посылать не станет, аресты санкционировать не будет.
Похоже, что Арнольдов искренне верил в существование на Дальнем Востоке активно действующей троцкистской организации, а себя считал ее первооткрывателем. А коль так — нужны решительные действия. В тайне от Дерибаса и его заместителя Западного он отправил на имя руководства НКВД СССР копии протоколов допросов Крутова и Гербека и письмо, в котором указывал на «тяжелую обстановку» и сопротивление Дерибаса и Западного».
Вот тут-то я решительно не соглашусь с чекистом С. Николаевым в том, что «...Арнольдов искренне верил в существование на Дальнем Востоке активно действующей троцкистской организации, а себя считал ее первооткрывателем». По моему глубокому убеждению, основанному на знакомстве с протоколами допро
23

сов Г. М. Крутова, М. Я. Чернина, Э. Г. Райхмана и других арестованных руководителей края, именно он, А. А. Арнольдов, личный посланник Н. Ежова, и его бригада сфабриковали эту гигантскую правотроцкистскую шпионско-вредительскую организацию по заданию Сталина. Его А. А. Арнольдов получил, возможно, через наркома Н. Ежова, а уточнил на месте у М. Шкирятова, с которым А. А. Арнольдов не раз встречался накануне подготовки XII Дальневосточной краевой конференции.
О фабрикации подобных дел подробно говорил на XX съезде КПСС Н. С. Хрущев. В частности, он признал: «...Еще более широко практиковалась фальсификация следственных дел в обла-
24

стях... По материалам следственных дел того времени получается, что почти во всех краях, областях и республиках существовали якобы широко разветвленные «правотроцкистские диверсионно-вредительские организации и центры». И, как правило, эти «организации» и «центры» почему-то возглавлялись первыми секретарями обкомов, крайкомов или ЦК нацкомпартий.
В результате этой чудовищной фальсификации подобных «дел», в результате того, что верили различным клеветническим «показаниям» и вынужденным оговорам себя и других, погибли многие тысячи честных, ни в чем не повинных коммунистов... Сложилась порочная практика, когда в НКВД составлялись списки людей, дела которых подлежали рассмотрению на Военной коллегии, и им заранее определялась мера наказания. Эти списки направлялись Ежовым лично Сталину для санкционирования предлагаемых мер наказания. В 1937—1938 годах Сталину было направлено 383 таких списка на многие тысячи партийных, советских, комсомольских, военных и хозяйственных работников и была получена его санкция».
В «проработке» Дальневосточного нелегального центра, вероятно, участвовала большая группа неплохо осведомленных в делах региона работников. Предстояло «повязать» в единое дело многие тысячи людей, работавших во всех отраслях народного хозяйства, на железнодорожном, морском и водном транспорте, в учреждениях культуры, здравоохранения, учебных заведениях,
25

в правоохранительных органах. «Зачисленные» в участники организации Н. А. Кубяк, Н. И. Перепечко, С. В. Мрачковский, Я. П. Бра-вин и многие другие к этому времени находились вне пределов Дальнего Востока. Их связи тоже надо было «проследить» и этапировать в Хабаровск и другие города региона.
В результате большой работы удалось «выяснить», что Лаврентьев и Гамарник были «связаны» еще по работе на Украине, и Лаврентьев был известен Гамарнику как скрытый троцкист. Перед выездом на Дальний Восток Г. М. Крутов и Л. И. Лаврентьев вроде бы были «приняты» Гамарником, который ввел их в курс нелегкой работы троцкистов и правых на Дальнем Востоке.
«Узнали» они о подробностях беседы Л. И. Лаврентьева и И. М. Варейкиса, которому предстояло заменить Лаврентия Иосифовича на посту первого секретаря Далькрайкома ВКП(б). Член партии с 1910 года «проинструктировал» И. Варейкиса о нелегальном ДВ центре и «рекомендовал» людей, на которых можно будет опереться в борьбе против... Советской власти. Нелепее ничего нельзя было придумать.
Неоценимую помощь командированным из столицы «специалистам» оказывали местные оперчекисты, также накопившие «богатый опыт» по созданию фальшивых повстанческих организаций. Они гордились акцией «Амурцы», после которой многие сотни ни в чем не повинных крестьян были расстреляны, сосланы в спецпоселки и погибли в лагерях от непосильного труда и нечеловеческих условий жизни. Знаю, что крайне «ценную» информацию следователи получали от Хабаровского подразделения ведомства Маленкова в ЦК ВКП(б).
Павла Михайловича Таныгина на Дальний Восток 26 февраля 1932 года направил секретарь ЦК ВКП (б) П. П. Постышев. Здесь Таныгин работал секретарем крайкома партии по транспорту. 7 марта 1934 года его избрали первым секретарем Приморского обкома партии. С января 1937 года он — второй секретарь Винницкого обкома КП Украины. 26 июля 1937 года — заведующий ОРПО (руководящих партийных органов) Далькрайкома ВКП (б). П. Федин пишет Г. Маленкову: «Бывший первый секретарь Приморского обкома партии Таныгин П. М. был связан с врагом народа начальником Дальтрансугля Котиным И. Н., участвовал в организации встречи Рыкова во Владивостоке. Прошу дать указание для расследования...» Г. Маленков меры «принял»: П. М. Таныгина этапом доставили во Владивосток и 6 июня 1938 года расстреляли. Федина, правда, тоже расстреляли, и даже двумя днями раньше, в Хабаровске.
На ОРПО крайкома партии равнялись в обкомах ВКП (б). У заведующего отделом Амурского обкома партии вызвала сомнение 26

биография члена ВКП(б) с 1920 года, выпускника академии земледелия Михаила Ефимовича Полетаева. 5 июня 1937 года он просит: «Проводимую нами работу по проверке благонадежности этого человека для всестороннего выяснения необходимо дополнить через органы НКВД, ведущие следствие по Дальневосточному троцкистскому центру (Г. М. Крутова, одного из «руководителей» центра, арестовали 4 июня, а в Благовещенске на другой день уже знали о ДВ центре.—Л. С). Записка написана по согласованию с первым секретарем обкома партии Косокиным». Органы «разобрались»: Г. Е. Полетаева и... первого секретаря К. К. Косо-кина расстреляли в одну ночь — с пятого на шестое июля 1938 года.
Не помогали заверения в верности интересам партии и желании решительно бороться с врагами народа. Второй секретарь Хабаровского горкома ВКП(б) Г. С. Виноградов 22 июля 1937 года писал: «За время пребывания в партии никаких взысканий не имел. К оппозициям и антипартийным группировкам не принадлежал, колебаний в проведении линии партии не допускал. Активно боролся с японо-немецкими, троцкистско-бухаринскими, фашистскими шпионами и диверсантами, всеми врагами советского народа». Но уже 22 сентября 1937 года появляется постановление бюро крайкома ВКП(б): «Снять второго секретаря Хабаровского горкома ВКП(б) Виноградова с работы и исключить из партии, как двурушника. Дело передать на него в НКВД». Г. С. Виноградова казнили в Хабаровске в конце мая — начале июня 1938 года.
Специалисты «мозгового центра», занятые разработкой крупнейшей провокации, старались оправдать «высокое доверие». Когда Шкирятов прибыл в Хабаровск, они доложили ему о готовности начать ее, хотя у них не все стыковалось и многое, как говорится, было шито белыми нитками. Но на «мелочи» не обращали тогда внимания. Ознакомившись с планом операции, он дал «добро» в своей погромной речи на конференции.
0 готовности к ее проведению к приезду «особо уполномоченного» на Дальний Восток говорят, к примеру, такие факты: 16 января 1937 года арестовали председателя Приморского обл-плана, члена партии с 1905 года, активнейшего участника Октябрьской революции, соратника В. И. Ленина В. В. Шмидта, который якобы был одним из главных лидеров Дальневосточного центра.
1 июня 1937 года появился первый «компромат» на бывшего первого секретаря Амурского обкома и Далькрайкома ВКП(б), работавшего к этому времени вторым секретарем Ростовского обкома партии, В. А. Верного. Ф. Музычук, член ВКП(б), писал: «Известно, что у Лазари Моисеевича Кагановича, соратника на
27

шего вождя великого Сталина, есть много ценнейших речей, докладов по вопросам партработы. В своей брошюре «Очередные задачи парторганизации в связи с перевыборами партийных органов» Верный даже имени тов. Кагановича не упоминал. В своей брошюре Верный в двух местах называет вождя великого Сталина. А в ответственном докладе на 11-й и 31-й страницах об очередных задачах парторганизаций в связи с перевыборами партийных органов нашей великой партии Ленина—Сталина докладчик Верный не привел ни одной цитаты, ни одного указания нашего любимого тов. Сталина. Я считаю, что у Верного — это не случайное явление».
Десятого июня в быстро пухнущем деле В. А. Верного появляется вот это сообщение первого секретаря крайкома ВЛКСМ А. Чернявского. «На вашу просьбу рассказать о связях бывшего секретаря крайкома ВКП (б) Верного и секретаря крайкома ВЛКСМ Листовского сообщаю следующее: В. А. Верный всегда исключительно положительно отзывался о работе Листовского на Дальнем Востоке.
Когда я в декабре т. Верному сообщил ряд фактов, ставивших под сомнение участие Листовского в гражданской войне и борьбе с басмачеством, т. Верный обещал мне факты проверить. Во время съезда Советов в Москве он сообщил мне, что все эти факты не подтверждаются и Листовский честный проверенный человек.
Сейчас на фоне того, что открывается с Листовским, по меньшей мере кажется странной оценка, какую Верный давал Ли-стовскому. Все товарищи, работавшие в комсомоле, говорят о большой дружбе Листовского с Верным».
Хотя аресты «врагов народа» еще идут и многие заключенные в тюрьмах еще и не допрашивались, но для заведующего отделом ОРПО уже давно все ясно: «центр» существует. Об этом речь в письме, которое спецпочтой пошло в Москву.
Секретарю партколлегии КПК при ЦК ВКП(б)
тов. Шкирятову
При этом направляю вам копию отправленного мною Г. Маленкову материала о Верном. Материал довольно серьезный. Прошу вас дать указание о расследовании.
Зав. ОРПО ЦК ВКП(б) тов. Маленкову
Направляю вам часть материалов на бывшего 3-го секретаря и заведующего отделом организационной работы и руководящих партийных органов Далькрайкома ВКП (б) Верного.
Как вам уже известно, на Дальнем Востоке вскрыт троцкист
28

ский центр, в состав которого входили бывший председатель крайисполкома Крутое, бывший начальник Дальлеса — немецкий шпион Гербек, бывший начальник ДВЖД — вредитель Лемберг, бывший заместитель командующего ОКДВА Сангурский.
Из прилагаемых материалов видно, что Верный, как руководитель лесной промышленности в крайкоме ВКП(б), имел личную связь с Гербеком и покровительствовал ему. Кроме того, в самом аппарате крайкома партии также орудовали троцкистские бандиты, с одним из троцкистов, ныне также арестованным Петкеви-чем — заместителем заведующего промотделом, также имел личную связь, всячески покровительствовал ему.
Защита троцкиста Миронова, подозрительное компрометирование работников крайкома (см. заявление заведующих отделами Эстрина и Никонова), его поведение с К рутовым, покровительство бывшему секретарю крайкома ВЛКСМ Листовскому (не заслуживающему политического доверия) и, как сейчас выясняется, имевшего личную, близкую связь с троцкистскими бандитами Де-ревцовым, Баженовым и другими врагами народа; окружение себя работниками — троцкистами (Левин, помощник Верного — троцкист, другой помощник — Азанова, муж которой сейчас арестован), все усиливающиеся сигналы о том, что сам Верный в 1923 году имел троцкистские колебания в Свердловском университете, о чем вы ознакомитесь из прилагаемых материалов,— заставляют поставить вопрос о политическом доверии Верному. Кроме того, по меньшей мере является странным, что Верного рекомендовали на ответственную партийную работу.
Считаю своим долгом материалы о Верном направить вам.
С товарищеским приветом
Зав. ОРПО Федин.
16 июня 1937 г.
Доставленный в город на Амуре из Ростова-на Дону этапом, В. А. Верный погибнет менее чем через год. А «нужен» он был в Хабаровске как руководитель «запасного» нелегального центра. Он был создан якобы по директиве Рыкова. В него, кроме Верного, «зачислили» И. В. Слинкина, М. П. Вольского, Н. А. Мяки-нева, С. И. Овчинникова, Н. И. Василевича, В. М. Петкевича, Е. Б. Каплана, Э. Г. Райхмана, И. Г. Петрова...
Ему, «центру», подчинялись созданные следователями на бумаге многочисленные филиалы во всех девяти областях, входивших тогда в Дальневосточный край — Амурской, Нижне-Амурской, Зейской, Еврейской, Сахалинской, Камчатской, Уссурийской, Приморской и Хабаровской, в ведущих отраслях промышленности, на транспорте, в учреждениях культуры, здравоохранения, торговли,
29

в Особой Краснознаменной Дальневосточной Армии, Амурской Краснознаменной флотилии, пограничных частях, «Дальстрое», в самом НКВД.
«Возглавляли» их, конечно же, опытнейшие партийные и хозяйственные работники, видные военачальники. Так, «Автономную Камчатку» создал не кто иной, как Иосиф Александрович Адамович, прошедший в Красной Армии путь от командира отряда до наркомвоенкома Белоруссии.
В Амурской области вдохновителем шпионско-вредительской организации «оказался» Константин Константинович Гавеман, член партии с 1903 года, председатель облисполкома. Смерть настигла его в Благовещенске.
На Колыме «контрреволюционерами, шпионами и вредителями» якобы командовал старый большевик, сподвижник Дзержинского Эдуард Петрович Берзинь со своими помощниками — начальником Северовостоклага Иваном Филипповым, бывшим начальником этого лагеря Эзертисом Калнинем, прокурором Августом Сау-лепом. В личном деле Э. П. Берзиня, хранящемся в архиве крайкома КПСС, лишь одна бумажка: «Освобожден за ненадобностью».
Какие же задачи поставили сталинские мастера провокаций перед созданной в их воображении Дальневосточной правотроцкист-ской шпионско-вредительской организацией? Устами «разоружившихся» «членов центра» они утверждали: «Созданный в стране сталинским руководством режим стал невыносим. Время открытых дискуссий со сторонниками генеральной линии прошло. Ор
30